Дорога длиной в сто лет. Книга 1. Откуда мы пришли - Ефим Янкелевич

Я выше упомянула о провалившемся поле. Хочу внести ясность. Наш маленький двухкомнатный дом стоял на месте старой конюшни моего прадеда. Был он построен без фундамента, поэтому в доме всегда было сыро. Доски пола быстро сгнивали и проваливались. Под Бобеле пол провалился уже в третий раз. После этого родители решили застелить пол метлахской плиткой. Плитки были желтого и бордового цвета, уложенные в шахматном порядке. Пол получился красивым, но очень холодным. От сырости и холодного пола мы часто болели. Пришлось купить железную ванну, в которой мама принимала лечебные солевые ванны. В дальнейшем в плохие времена в этой ванне мы хранили зерно.

По традициям своей зажиточной семьи, которые Арн не стал нарушать, мужчина мог жениться, только обзаведясь своим собственным делом. И он уехал из Добровеличковки к брату на долгие четыре года сколачивать свой собственный капитал. Правда, на христианские праздники, когда покупателей на складе брата не было, Арн приезжал к своей невесте. Бобеле, естественно, переживала – девичьи годы быстро проходят, а других предложений у нее не было, так как в местечке все женихи знали, что она засватана. И, несмотря на все переживания, она всегда была веселой и ласковой.

Спустя четыре года после сватовства, свадьба все же состоялась, хотя денег на приобретение собственного дома Арн так и не накопил.

Торжества состоялись во вместительном амбаре матери жениха при большом скоплении богатых гостей со стороны жениха. Расходы на проведение торжеств взял на себя ее брат, мой папа, так как у отца Бобеле, моего дедушки Герша, не то что на приданое, но и на проведение самой свадьбы денег не было. Мои родители лезли из кожи вон, чтобы угодить родне жениха и не «ударить в грязь лицом». К тому же многие из них были насмешниками и могли ославить моих родных на всю жизнь.

У матери Арна было множество детей и внуков, что и сосчитать их было трудно. Теперь, уже у Шуры, после смерти Бобеле, сохранилась фотография этой свадьбы. Что характерно для обычаев этой семьи – это было фотография только их семьи. В центре сидит сама старуха Эстер в окружении всей своей большой семьи. Насмешник, ее зять, муж ее младшей дочери Ханны, по поводу этой фотографии выразился: «У такой коровы такое большое стадо».

Мать Арна вскорости стали постигать одно несчастье за другим. Вначале умерла ее старшая дочь. Это была очень богатая, по нашим масштабам, женщина. Ее очень красивый дом стоял на нашей улице, а ее лесной склад стоял на этой же улице через дорогу. Вскоре умерла еще одна дочь, а затем и невестка старшего сына. Позже Эстер говорила, что во всем виновата эта семейная фотография – сглазили.

Одно время после замужества Бобеле я с ней встречалась редко, из-за страха перед ее свекровью. И я не желала ходить в ее богатый дом. Мать Арна невзлюбила невестку и, несмотря на то, что дом был большой, выделила новобрачным малюсенькую комнатку рядом с кухней.

Завели они собственное хозяйство. Арн был очень экономным человеком. Поэтому на базар за продуктами ходил он сам на расторг, чтобы покупать продукты подешевле. (Расторг – это время перед закрытием базара). В этой связи мне запомнился такой случай. Как-то в пятницу Бобеле прибежала к своей маме в слезах. В то время на каждую субботу в еврейских семьях готовился праздничный обед. В праздничном обеде обязательно были и фаршированная рыба, и жаркое, и кнышес (пирожки с картофелем), и много других вкусных блюд.

Что же случилось? У Бобеле недавно родился сын Дудл, а Арн купил по дешевке мелкий лук, в то время как для всей этой вкуснятины требовалось много лука, а тут еще ребенок все время плачет. Ей срочно нужна была моя помощь для чистки этого лука. А я для Бобеле готова была сделать все что угодно, даже преодолеть страх перед ее свекровью. С тех пор я стала частым гостем в их доме. И, в то же время, Арна я недолюбливала за то, что он увел от меня мою любимую тетю Бобу.

Квартирант деда Герша

Как я уже писала раньше, в доме дедушки Герша были две половины. Одну занимал дедушка, а вторую он сдавал в наем некоему Авруму.

Аврум был портным. Жену его звали Хайка. У них было семеро детей. Двое мальчиков и пятеро девочек. Аврум был высокого класса мужским портным. Он был не местный и откуда он приехал в Добровеличковку было неизвестно. Было только известно, что у него нет никаких документов, и, поэтому, он считался невыездным.

Соседи портного между собой звали его бродягой. В половине дома, где жила семья портного, жила еще бедная одинокая женщина по имени Идася. Этой женщине, чтобы она могла существовать, помогала община. Когда я подросла, то устраивала благотворительные спектакли в ее пользу.

Квартира Аврума доброго слова не стоила, но все же у него была крыша над головой. Хотя крыша была дырявой. Во время дождей на чердак выносили кастрюли, ведра и другую посуду и подставляли под дыры в крыше. В квартире Аврума было три комнаты и кухня. В большой комнате работал Аврум, вторая была спальней, и была еще комната со входом из кухни. Вход в квартиру был со двора. Напротив входа в квартиру всю зиму высыпалась зола из печи. Топили твердыми кирпичиками высушенного кизяка. В эту же кучу золы дети ходили опорожняться даже и в сильный мороз. С теплой печи и на мороз – и не болели. В те времена среди детей свирепствовали эпидемии скарлатины и дифтерии, от которых умерло множество детей в местечке, а детей портного эти эпидемии миновали. Вот что значит хорошая закалка!

Весной эта куча золы с человеческими добавками выносилась на проезжую дорогу, то есть на центральную улицу, и место освобождалось до следующей зимы. Впоследствии эта зола перемешивалась с черноземной грязью.

Несмотря на всю свою убогость, квартира Аврума мне больше нравилась, чем квартира дедушки в этом же доме. В большой комнате всегда светило солнце, что создавало ласковый, приятный вид.

Аврум за работу брал деньги вперед, а выполнение ее все откладывал и откладывал до тех пор, пока заказчик не устраивал невероятный скандал. Нельзя сказать, что он был ленивым. Когда у него было много заказов, он шил дни и ночи напролет, с красными от керосиновой лампы глазами и все время напевал себе под нос. Когда Аврум получал оплату за выполненный заказ, дедушка шел к нему получить плату за жилье. Несмотря на дедушкину горячность и скандалы, которые он устраивал портному, зачастую очередь на получение квартирной платы до него не доходила, находились более требовательные заимодатели. В этих случаях бабушка Эстер над ним подшучивала: «Ну, что отплясался?» И все же, когда дедушка видел, что семья Аврума голодает, он, в секрете от бабушки, подбрасывал им продукты.

Жена портного Хайка была очень доброй и в то же время очень забитой, маленькой, худенькой женщиной. По-русски она и двух слов связать не могла. Основным ее занятием было рожать детей. Хозяйкой Хайка тоже была никудышней. Дедушка Герш ее постоянно ругал за бесхозяйственность, но все было напрасно. Например, субботний обед она могла приготовить, как это делали в богатых семьях, а в последующие дни недели семья просто голодала. И все же, когда продуктов на субботу она купить не могла, то на помощь им приходила еврейская община и приносили все необходимые продукты для приготовления субботнего обеда. (Что значит зажиточность, даже общины? Вся наша семья перебралась в Америку благодаря содействию богатой общины евреев, а на обучение папы у бедной общины села Ивановка не было 50 копеек в месяц).

Старшего сына Аврума звали Исруль. Он, как и его старшая сестра Фейга, были очень красивыми детьми. Когда Исруль подрос, он мог бы помогать отцу, но Аврум ни за что не хотел, чтобы его сын стал портным и отдал его в ученики к кузнецу. Как в мире все изменчиво. До революции портные были бедняками. И поэтому Аврум не хотел, чтобы его сын тоже стал бедняком. А после революции в Советском Союзе, портные стали уважаемыми и, что существенно, довольно зажиточными людьми. Так Аврум после революции переехал в Москву, приобрел там высокую репутацию и, даже оставил свою жену, мать семерых детей. Аврум обожал Фейгу и к швейному делу ее не приучал, считая эту профессию для своей дочери унизительной. Зная любовь отца к себе, она с детских лет росла эгоисткой. С братьями и сестрами она не дружила, на печи вместе с остальными не бывала, и как она игралась, я не знаю. Третьей в семье была Руся. В противоположность своей старшей сестре Фейге, она была очень, очень доброй, отзывчивой и умной. Мы с ней были очень близки. Сколько я впоследствии не перебирала своих подружек, такой бескорыстной подруги у меня не было.

Подтверждением нашей крепкой дружбы может служить, например, такой факт: в самое тяжелое для меня время, когда вся наша семья болела сыпным тифом, она меня не оставила одну и даже спала со мной, пренебрегая опасностью заразиться от моих родных. Я к этому времени уже переболела тифом, а она нет.